В дверях кто-то кашлянул.

— Звиняйте, хозяева, за беспокойство, — пробасил местный участковый старший лейтенант Подволока, широко улыбаясь.

— Ленька, — взвизгнула я, — кидаясь парню в объятия.

— Ну-ка, студенточка, покажись, — завертел он меня, разглядывая с разных сторон, — давно ли с горшка слезла, а вон как вымахала.

— Про горшок тебе виднее, — усмехнулся отец, — забыл, как одним пользовались?

               Участковый покраснел так, что веснушки пропали.

— Да ладно вам, дядя Павел, когда это было?

— Не так и давно, — улыбнулась мама, — даже горшок еще цел.

               Тут уж мы захохотали, а Ленька стал напоминать свеклу.

— Ладно вам, — примиряюще сказала Серафима, накрывая на стол, — приглашайте лучше гостя к завтраку. Чем народу больше, тем веселее.

— Правда, Лень, — сказала мама, — присаживайся. Небось помнишь мои пирожки?

— А как же, — парень закатил глаза и чмокнул кончики пальцев. — Божественное блюдо.

               Церемонии были закончены и какое-то время мы молча завтракали, с улыбкой переглядываясь.

— Ну что, как дела на вверенном участке, — поинтересовался отец, когда Ленька отдуваясь откинулся на спинку кресла.

               Участковый насупился.

— Умеете вы, дядя Павел, настроение испортить.

— Что случилось, Ленечка? — успокаивающе спросила мама.

— Да Степанида… чтоб ей пусто было...

               Мы понимающе переглянулись. Степанида та еще язва. Гонит самогон, причем чистейший, как слеза, и крепкий, как медицинский спирт. Вот и хотят к ней мужики, даже из города приезжают. Да что город! К ней итальянец приезжал, чтобы опыт в этом деле перенять. Вот и возомнила себя Степанида почти «владычицей морской». Никто ей не указ, на язык востра, если кто против выступит, скажет крепко, как отрежет. Куда участковому с ней тягаться, тем более неопытному, как Ленька. Только отца Степанида побаивается, боится, что порчу на нее нашлет. А началось это после  того, как ее самогонный аппарат взорвался после визита отца.

               Надо ли говорить, что отец тут совершенно ни при чем, просто агрегат нагрузки не выдержал, но Степанида баба темная, деревенская, свои выводы сделала. С тех пор участковый нет-нет, да посещал наш дом с просьбой приструнить строптивую бабу.

               Отец закатил глаза и вздохнул:

— Что на этот раз?

               Ленька, ощутив отцовскую слабину, оживился:

— Снова бабы на Степаниду жалобы подали, ну я и пришел к ней как обычно, аппарат конфисковывать. А Степанида на дыбы. Дескать права не имеешь. Я ей с чего бы это? А она мне заявляет, что аппарат у нее импортный, подаренный, дорогущий и орудие производства, а сама она предприниматель частный, бизнесвумен дескать.

               Мы замерли в предвкушении продолжения, брови отца поползли вверх, а уголок рта Серафимы задергался. Участковый вошел в азарт.

— А я ей говорю, что бизнесвумен налоги платит и чеки кассовые пробивает...

               Лицо мамы окаменело, а Серафима отвернулась к окну, что-то выглядывая во дворе.

— Так она, зараза этакая, притаскивает откуда-то кассовый аппарат и в нос мне тычет! Ей внук из города привез.          А еще говорит, что патент купила.

— Гм, — кашлянул отец, прерывая парня. — И на какой вид деятельности, позволь спросить, этот патент?

— На услуги по переработке сельскохозяйственных продуктов и даров леса, — торжественно заявил участковый.

               Тут нас прорвало. Серафима буквально плакала у окна согнувшись, мама, закрыв лицо руками всхлипывала на кресле, я хохотала так, что Милисса подняла голову, глядя с укоризной, а отец от неожиданности порвал газету, которую собирался прочитать. Из глубин дома примчался Гаспар, вздыбив шерсть и готовый к обороне. Вид разъяренного кота вызвал очередной приступ смеха.

— Да, — вытирая слезы, сказал отец, — и ведь не поспоришь.